— Ага, понял, — кивнул полковник. — Ну, что скажешь, планы у вас наполеоновские. А народу хватит на всё?

— Хватит, — ответил Бурко, откладывая указку. — Московская область под боком, там в «Центрах спасения» до сих пор народу полно, который не знает, куда дальше податься. Начнём там набирать.

— А согласятся? — усомнился полковник. — На торфе работа мрачная, хуже каторжной.

— А мы другую обещать будем, хорошую, — подал голос Пасечник. — А там уже по факту.

— А стоит вот так-то? — хмыкнул Кузьменко.

— Если человек до сих пор сидит в этом Центре, кормится милостью вояк, которым уже поперёк горла, и никуда себя не приткнул, на лучшее ему рассчитывать не следует, — жёстко сказал Бурко. — Это и есть тот пассивный слой общества, который и оказывается в трудные времена на трудных работах. Если может кто-то доказать, что он достоин лучшего — пусть доказывает, мы не возражаем. Хорошего рабочего или инженера, например, перекинем на производство. Врача к делу приставим, хотя подозреваю, что врачи все при деле уже. Ну а правозащитника или искусствоведа на лопату поставят, на торфянике. Тут уже ничего не поделаешь.

Полковник пожал плечами, затем ответил задумчиво:

— Ну, может, вы правы, Александр Владимирович. — И, вздохнув, добавил: — Но всё же к такой мысли привыкать трудно, если уж честным быть.

— Я знаю, — кивнул Бурко. — Мне было трудно её сформулировать, учитывая, что у меня жена искусствовед. Но других путей возрождения общества я не вижу, пусть в рамках одной отдельно взятой области. Даже не области, а лишь её кусочка. Да и кормить даром скоро всех перестанут, и даже не от жадности, а от скудности.

— Мы пока стариков в Удомле кормим, кто уцелел, — сказал Ларионов.

— Мы — тоже. У нас до сих пор своих два «Центра спасения». Но халява заканчивается, скоро кормить перестанем. И охранять. До сих пор несколько тысяч таких неприкаянных ошивается за периметрами.

— А что с ними делать планируете? — чуть нахмурился Ларионов.

— Кто помоложе и в силах — пусть ищут работу, мы списки вывесим. Включая торф и уголь. А стариков уцелевших будем делить на небольшие группы и расселять на попечение общин, пусть содержат. И проверять будем, а то народ у нас такой, что могут и забыть. Забудут — отберём технику и солярки не дадим, пусть на горбу пашут.

Вообще-то, если быть честным до конца, заниматься изначально «Центрами спасения» Бурко не планировал. Он вообще не рассчитывал, что так легко и быстро заберёт всю власть в области. Планировал что-то подобное, но куда постепенней и медленней, а не так вот, обвалом на голову. Но, оказавшись в критический момент самой оснащённой, организованной и наиболее управляемой силой, его армия образовала собой некое ядро «нового порядка», приведя своего командующего на вершину могущества. А большая власть обычно сопровождается большими хлопотами, и все они разом свалились на бывшего олигарха, он едва успевал дела расталкивать, хорошо, что толковые помощники были.

— Кстати, что по вашим обещаниям, по рыбхозяйствам? — спросил он у гостей.

— Начали работу, — ответил вместо военного Ларионов. — И на Селигере, и на Вышневолоцком море. Сразу не заработает, но через пару лет рыба в промобъёмах будет. А вообще, по-хорошему бы надо Вышневолоцкую водную систему восстановить, тогда водой до Питера можно будет добираться.

— Это что такое? — удивлённо спросил Бурко.

— Не знаете? — усмехнулся директор АЭС. — А ведь с семнадцатого века существует, с Петра ещё. Через Тверцу до Ладоги в Ладожский канал. Сейчас она подзапущена, неактуальна была, но восстановить просто. Представляете возможности?

— Представляю, — подумав, ответил Бурко. — Хотя бы перевалка нефти и хлеба из Волги.

— Именно, — хлопнул широкой ладонью по столу Ларионов. — Весь транзит через нас. Вот вам ещё проект века, зэков не хватит.

— Зэков наловим, за это не волнуйтесь, — ответил Пасечник. — Потенциальных кандидатур хватает.

Совещание затянулось ещё часа на три, затем всех пригласили к столу, обедать. Как Бурко уже уяснил, после таких «обедов» делами заниматься уже нельзя. Водка заморожена, соленья выложены, сейчас пойдут тосты и речи. Да и основное обговорили уже, деталями специалистам заниматься надо. Пока шли к столовой, приблизился Пасечник, сказал тихо:

— Ерёменко на связь выходил. Горький-16 практически в осаде, туда никто пока не прорывался. Но для перехвата у них всё готово, зэки весь юго-восток области контролируют.

— Между собой ещё не сцепились? — усмехнувшись, спросил Бурко.

— Пока нет, у них до этой стадии не дошло. Начнут боками толкаться, тогда и в глотки вцепятся. Но нам до них уже дела не будет.

— Дай-то Бог, дай-то Бог, — пробормотал Бурко. — Ладно, пойдём с гостями водку глушить, раз уж по-другому здесь не положено.

— Ещё вопросик, — притормозил его Пасечник. — Я штрафников на угольную шахту отправляю, Бабкин их послезавтра увезёт уголёк рубать. Что с семейством Братских будем делать?

— А что, много штрафников? — удивился Бурко. — Когда успели проштрафиться?

— Да нет, — отмахнулся рукой безопасник. — Штрафников и нет вовсе, я к ним тех, кого на операциях против беспредельщиков отловили, присовокупил и всяких подобных, криминальный элемент. Но речь о наших с вами общих друзьях сейчас.

— А что тут думать? Туда же их, на уголь. И супруге уважаемой какую-нибудь работу пусть подберут, на сортировке, например, или что там с углём делать принято.

Сергей Крамцов

16 апреля, понедельник, утро

К счастью нашему и немалой радости, удалось нам захватить гостиничную баню с вечера и до утра. Народ в «Пламени» всё больше при деле, в понедельник с утра всем на работу, а мы как «свободные художники» могли и выспаться с утра, что и сделали. Побанились хорошо, неспешно, пива попили, а заодно и обсудили мой план проникновения в библиотеку. План понравился большинству участников экспедиции. Сложного в нём ничего не было, разве что на некую оригинальность он мог претендовать.

— Входим через окно второго этажа, по лестницам, — говорил я, демонстрируя на своём лэптопе видео, снятое во время вылазки Татьяной. — Вот через это. Машины здесь вдоль стены стоят, можно просто бампером сдвинуть. Шмель, ничего не поломаем?

Я обернулся к Мишке. Тот замотал головой:

— Не! Ты чего? Там теперь бампер такой, что танк двигать можно. Без проблем.

— Ну и зашибись, — кивнул я. — Вот в эту «бэху» упираемся и толкаем машины вот досюда… — Я потыкал пальцем по экрану. — Две боевые двойки сидят в кунге, выходят через крышу. Вышибаем вот эти два окна и по лестницам заходим внутрь. Лестницы с собой, на всякий случай. Всё понятно?

— А чего тут непонятного может быть? — пожал плечами развалившийся на диване Лёха.

Намотанная, как тога, простыня делала его похожим на какого-то римского патриция, решившего расслабиться с пивком.

— Ну, я так, убедиться просто… — пожал я тоже плечами. — Вдруг ты головой ослаб с пара или ещё чего? Продолжаем.

Я промотал ролик немного вперёд, затем снова поставил на «паузу».

— После нашего входа машины отваливают. Идёте до Рождественки, по ней — до Театрального проезда. Вот сюда максимум внимания, здесь скопление машин, и если какая-то тварь из-за них бросится, то окажется сразу на капоте.

— И в Театральном наши действия? — спросила Маша, вместо простыни кутающаяся в махровый полосатый халат.

— Лично твои действия — выбираешься в люк кунга и сидишь с винтовкой, готовая открыть огонь во всё, что может представлять угрозу. Для колонны задача одна — время от времени меняя позицию, оставаться в зоне уверенной связи с нами, не выходя за пределы маршрута Манежная площадь — Театральный проезд — Новая площадь — Старая площадь — Славянская площадь.

С этими словами я передвинул к себе ближе карту центра Москвы и провёл предполагаемый маршрут синим карандашом.

— Вот так… — Я посмотрел на всех, сидящих вокруг, и добавил: — Не зависайте нигде больше чем на пять минут, не разгоняйтесь, перемещайтесь как можно чаше. Ваша задача — дождаться нашего сигнала и обеспечить эвакуацию. Если не будет уверенной радиосвязи, выдвигайтесь по сигналу «две зелёные ракеты». Три красные ракеты — «экстренная эвакуация», что-то случилось. А вообще, быть готовыми ко всему.